Мне нужно было попасть туда первым, чтобы она не оставалась наедине с Марко. Однако, как это всегда бывает, один продюсер с Би-би-си позвонил мне утром того дня, когда мы должны были снимать. То была женщина, с которой мы чуть-чуть не договорили в прошлом. Только что появилась возможность кое-что сделать, говорила она, и грех упускать шанс. Что-то можно сделать для Би-би-си-2. Не мог бы я зайти и обсудить несколько идей? Она предложила удобное для нее время. Я спросил, нельзя ли встретиться пораньше или вообще перенести встречу на другой день?

— Эта возможность появилась только что, — повторила она, из чего я заключил, что все может так же быстро и кончиться.

— Хорошо, буду, — сказал я. — Но до трех мне нужно уйти. Надо бы мне было сказать «нет», но тогда я этого не знал.

Теперь-то я это точно знаю, а вот тогда не знал, хотя можно было бы и поспорить, что я часто делаю, а вот тогда не сделал.

Без десяти три я продолжал ходить взад-вперед по вестибюлю Уайт-сити, когда наконец появилась Аманда, быстро направлявшаяся к проходной. Меня подмывало сказать ей, что я должен идти, но подобные встречи засасывают тебя, лишая возможности сопротивляться. Я вошел в здание, мы поднялись наверх и обсудили несколько идей. Она сказала, что даст мне потом знать, но я знал, что она этого не сделает. Или сделает, но через полтора месяца.

Было четыре часа, когда я добрался до Синклер-роуд. Сколько я ни нажимал на звонок Марко и сколько ни колотил в дверь, никто не отзывался.

— Ты сам отдал ее мне, — шепотом скажет потом Марко, когда я приду к нему.

Тело Виты было найдено у гаражей на западной стороне Шепердз-буш-роуд. Она лежала поперек колеи линии, которой больше не пользовались, на асфальте, накрывшем давно не существующую дорогу. Ее ноги, отрезанные чуть выше лодыжек, обнаружили ближе к гаражам. Голова откатилась на несколько дюймов в сторону жилого дома, которому принадлежали гаражи. Было быстро установлено, что, судя по количеству крови, пролитой на месте, Вита, несмотря на обезглавливание и двойную ампутацию, имевшие место средь бела дня, на глазах местных жителей и прохожих, в то время была еще жива.

Марко, всего в крови, взяли возле «Весбара». Он не отрицал того, что отвел Биту к гаражам и присутствовал в момент ее смерти, которую он приписал не своим собственным усилиям и ножовке с кровавыми отпечатками его пальцев, найденной на крыше одного из гаражей, а поезду, который выскочил из туннеля под Шепердз-буш-роуд и так и не смог остановиться.

По мнению суда, Марко не был безумен, он просто из кожи вон лез, чтобы произвести подобное впечатление. Я считал иначе, вплотную пообщавшись с властями. Я не только верил в опасность того, что могу вызвать против себя обвинения, я был бы им рад. Вышло же так, что с меня сняли все подозрения и предоставили свободу судить самого себя. Это было незадолго до того, как стали поступать предложения. На этот раз встречи проходили неформально. Я мог выбирать свои собственные проекты. Устанавливать свой бюджет. Реклама гарантировалась.

Я отверг предложения, несмотря на тот факт, что теперь у меня было еще меньше работы, чем раньше. Домовладелец дал мне понять, что я должен съехать с квартиры.

Всякий раз, когда мне казалось, что я уже довольно пожертвовал и теперь могу вернуться к нормальной жизни, я навещал Марко.

— Ты сам отдал ее мне, — прошептал он.

— Она же высокая, — сказал я. — А почему она должна быть высокой?

— Стандартная ширина колеи — четыре фута восемь с половиной дюймов.

Я посмотрел на него. Его взгляд утратил живость.

— Мне негде жить, — сказал я ему.

— Переезжай в мою квартиру, — ответил он. — Ты ведь всегда хотел жить на Синклер-роуд.

Не так уж сильно я этого и хотел, скорее, я всегда верил в то, что раньше или позже это произойдет. Не много прошло времени после того, как я туда перебрался, и тоже стал слышать шум поездов. Они появлялись посреди ночи, когда на линии Уэст — Лондон прекращалось движение.

Я измерил свою голову в замызганной ванной Марко. Примерно девять дюймов от макушки до адамова яблока. От подошвы до лодыжки четыре дюйма. Девять плюс четыре будет тринадцать. Если отнять тринадцать дюймов от пяти футов и девяти с половиной дюймов — рост Виты, озвученный в суде, — то остается четыре фута восемь с половиной дюймов. Стандартная ширина колеи.

Я лишь немного ниже ростом, так что мне надо еще подрасти.

Грэм Джойс

Мальчик из Ковентри

Пер. А.Александрова

Все чувствовали, что вот-вот грянет большая буря, но Касси, казалось, знала день и час. С июня по октябрь 1940 года город много раз атаковали с воздуха — бомбы градом сыпались на Ковентри. Дымились искореженные фабрики, магазины, кинотеатры. Несколько раз немцы даже обстреливали с бреющего полета пулеметным огнем мирных людей на улицах. Жертв среди гражданского населения было немало, во время первых налетов полегло около двухсот человек.

Ковентри — самое сердце Англии, и Адольфу Гитлеру хотелось показать, что он хирург, способный оперировать это сердце. Ковентри был красивым городом со средневековой архитектурой, георгианскими окнами-розетками. Он гордился своими великолепными соборами и живописными старинными зданиями, по нему можно было судить об историческом наследии центральных графств. К тому же в Ковентри фирма «Армстронг-Уитворт» сконструировала бомбардировщик «Уитли», первый самолет, проникший в воздушное пространство Германии и ставший орудием пытки для Мюнхена. Нет, это была уже не хирургия. Фюрер хотел обрушить свой кулак на Ковентри и обратить его в прах. Буря уже повисла над городом, но, если бы жители знали, когда она начнется, катастрофа не была бы такой страшной.

А Касси знала. Ей шел всего семнадцатый год, и откуда рождалось ее знание — словами не выразить, он знала это нутром. У нее кровь бежала не так, как у всех. Может быть, с ней говорила луна, тучневшая в ночном небе. Как бы там ни было, ее знание описанию не поддавалось. Она уже успела понять, что, заговори она с кем-нибудь об этом, никто ей не поверит; не дослушав, скажут: малахольная, что с нее взять. И, зная наверняка, она никому не рассказывала. Как мертвые.

— Мертвые нас слышат, — говаривала Марта, — да только сказать ничего не могут.

Началось это однажды ранним утром — она проснулась под мелодию, крутившуюся в голове. Ее сон, и без того нарушенный сиренами и ночами, проведенными в убежище Андерсона в глубине сада за домом, лопнул, как яичный желток, и какая-то часть ее пролилась. Она почувствовала, как что-то мягко потекло внутри нее, и сунула руки между ног. Там было влажно, и в памяти всплыл обрывок сна — ослизлая смазка, оставленная сновидением. Бити и Марта еще спали в своих комнатах. Касси накинула халат и спустилась вниз.

Мотив никак не отставал. Касси не раз слышала эту музыку, было в ней что-то привычное, успокаивающее. Она включила радио, настроенное на волну Би-би-си, и услышала ту же мелодию, нота в ноту подхваченную аппаратом. Касси выключила радио, но музыка продолжала играть — слабее, но не теряя ни единого такта, ни единого перехода. Снова включив приемник, сидя на стуле, она не отводила взгляда от аппарата, пока музыка не кончилась. Смолкнув по радио, мелодия прекратилась и в голове.